Сегодня, девяносто пять лет назад, родился Аркадий Натанович Стругацкий.
Светлая память!
Спасибо огромное, Nikova, за раздачу и всем сидирующим ее :)

Трилогия «Обитаемый остров» — наиболее объемное и тем самым самое знаковое произведение авторов, о того наиболее популярное и замеченное зрителем жанра киноискусства, как переосмысление Федора Бондарчука, призванное в своих от части мучительных попытках объяснить всё то, что братья Стругацкие доносили до своего внимательного читателя играючи. Во многом произведение спорное, сложное и неоднозначное в тех идеях и смыслах, которые застывали между строк на протяжении всего путешествия Максима Каммерера в дебрях планеты Саракш. Тем не менее нужно попробовать проанализировать всё то, чему научился Максим в своих действиях и поступках, а что безвозвратно растерял.
1. Представление человека будущего. Максим — один из членов группы свободного поиска, попав на неизведанную, как он думал, планету и лишившись своего, казалось бы, единственного пути обратно, начинает изучать окружающую действительность. Первое, что он искренне проявляет и показывает к окружающему его обществу — это добродушие, оптимизм и любопытство, а так же незыблемая вера в силу человеческого разума. Он до последнего надеется, что уровень цивилизации планеты Саракш приближен или хотя бы ненамного отстал от его собственной, от того думает, что с ним будут пытаться наладить контакт и сразу поймут, что он с другой планеты. Данная характеристика отражает базовую парадигму человека будущего — то, какими категориями он мыслит, не допуская мысли о насилии, лжи, равнодушии или невежестве. Это прежде всего человек добродушный и любопытный, готовый прийти на помощь и всегда будет пытаться действовать только из лучших побуждений. Во многом эта парадигма схожа с идеей произведения «Сердце Змеи» Ефремова, где четко обозначалась зависимость между развитием и человеческим мировоззрением: если человеческая цивилизация развита и технологически обеспечена, то в мировоззрении представителя этой цивилизации нет места порокам и жестоким амбициям. Если уж совсем быть дотошным, то можно вспомнить, что Стругацкие уже показывали такую характеристику героя в произведении «Попытка к бегству», когда человек будущего на планете Саула по сути сталкивается с рабовладельческим строем, проявляя те же черты характера с излишней долей наивности.
2. Оправдание бунтарства. Выучив язык и заведя друзей, Максим начинает понемногу ориентироваться в окружающей среде и совсем скоро понимает, что население страны «Неизвестных отцов» зомбировано и разобщено: половина бедствует и живет в нищете (семья Рады Гаал), другая половина состоит в регулярной армии (брат Рады Гай), а третья считается выродками (Аллу Зеф, Вепрь), некоторые из которых находятся в подполье и считаются террористами. Верхушка власти погрязла в коррупции, интригах и склоках, но тем не менее находится в почете у населения, и этот синдром вождя объясняется излучением башен, которые полностью контролируют эмоции человека. Понятно, что за представлением башен стоит довольно реальная проблема пропаганды и отсутствия свободы слова — в книге это наиболее яркий и основной механизм власти, с помощью которого они управляют страной. Побывав практически с каждой стороны баррикад, Максим понимает насколько проблемно это общество, насколько оно разобщено и «оскотинено» по отношению друг к другу, посему выбирает радикальные методы борьбы, практически пытаясь устроить революцию, понимая, что сам будет повинен в чужих смертях и страданиях. Максим оправдывает свои действия тем, что он один против системы, а значит его путь единственно верный, так как жить в этой системе еще более бесчеловечно и мерзко. Его решение подогревает личная обида и те ужасы, которых он сам лично насмотрелся на войне.
3. Прогрессорство, как мера человечности. Достигнув цели, так или иначе, а так же вступив в полемику со Странником, Максим понимает, как во многом он оказался не прав. Поначалу имеет место быть столкновение интересов: интересов Максима, который понимает весь ужас и мерзость того политического строя, который устроили так называемые «отцы», а так же интересов прогрессора Странника, который с высоты своего опыта и осведомленности учитывает все нюансы и мелочи, стараясь спасти как можно больше душ самым менее губительным для всех способом. Вот тут и раскрывается, наверное, одна из самых главных проблематик произведения: настолько ли человечны поступки Максима, который, обладая характеристикой по сути героя, пытался сражаться с системой настолько кровавым и необдуманным методом? Максим принимает свое поражение, понимая и усваивая главную парадигму прогрессорства: анализ и выбор наиболее оптимального и осторожного пути для спасения цивилизации, даже если для этого требуется гораздо больше времени, которое по своей сути и приносится в жертву. Конечно, поступок Максима в некотором смысле пересекается с судьбой Руматы (из произведения «Трудно быть богом»), который был чуть не сломлен от синдрома «анестезии сердца», но это лишь в очередной раз подтверждает уровень высокой подготовки для тех, кто выбирает путь именно прогрессора, а не бунтаря-революционера.

Когда эта повесть появилась в печати — в 1980 году — язвительная израильская эссеистка Майя Каганская проанализировала языковую, визуальную и номерную символику «Жука в муравейнике» и пришла к выводу, что это — слегка, минимально завуалированная история сотрудника КГБ, в сорок лет узнающего, что он еврей и что его родители «погрузились в черную дыру» ГУЛАГа в 1937 году. И что его начальники прекрасно знают, кто он, и потому последовательно, умело и упорно ломают ему жизнь. Реакция на эссе Каганской была, мягко говоря, бурной, в ней принял участие даже Станислав Лем, а Стругацкие промолчали и через некоторое время выпустили повесть «Волны гасят ветер», где проблематика, выявленная Майей Каганской в «Жуке в муравейнике», была даже не замаскирована. Майя Каганская, конечно, права, всё, отмеченное ею, в повести присутствует. Но это лишь скелет, каркас на который надета собственно повесть. «Жук в муравейнике» не исчерпывается аллюзией «чужого в чужой земле» и он не только о судьбе темноволосого мальчика из интерната в мире голубоглазых блондинов. Там и помимо этого есть много, много всякого, очень разного. Стругацкие с ювелирной точностью распределили равновесие всех сюжетных и повествовательных элементов «Жука в муравейнике» так, что эта повесть становится тестом личности каждого читателя. Можно безошибочно составить психологический портрет каждого, высказывающегося по поводу «Жука». Никакое лукавство, никакая маскировка при вынесении суждений об этой повести невозможны. Фашист видит одно, либерал — другое, социал-демократ — нечто совершенно иное, третье. Это как усложнённый тест Роршаха, где каждый обнаруживает свою и только свою картинку, невидимую для людей с другим психологическим профилем. У каждого из нас есть свой, сугубо личный, полностью индивидуальный взгляд на повесть «Жук в муравейнике». Ну и на все последующие...
Спасибо за раздачу!

"...наше воображение больше нашего мира: все, что придумано, - существует."
Витицкий С. Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики.
Спасибо, Nikova, за Стругацких!