Мой тюлень и... женщины / Mon phoque et... elles / 1951 / ЛО, СТ / TVRip

О качестве рипа указано под кнопкой Релиз.
Советую скачать семпл и сделать выбор,
дабы не было нареканий в адрес релизёра,
к которому у меня особое отношение симпатии и почтения.
Всем хорошего дня!
С уважением.

Благодарю Линду и помощников за очередной релиз!

Очень переживательный оказался фильм! Извелась :-).
Молодой (32 года) Франсуа Перье.
Его герой, тоже Франсуа, оказался заложником ситуации, так как неправильно перевел слово в лотерейном билете.
И вместо маленькой старинной печати, как он предполагал, стал обладателем довольно-таки объемного живого тюленя.
- Но слово "seal" имеет два
значения - печать и тюлень.
Одно и то же слово,
понимаете?!
- Конечно! Англичане
такое любят...
Франсуа даже дал ему имя и полюбил всем сердцем.
И как этот милый благодушный недотепа через много лет появился (в захватывающем сериале всех времен и народов "Спрут") в роли мерзкого адвоката Терразини?! :-).
Когда-то, в моей молодости, в журнале "Советский Экран" было напечатано два письма из книги Жерара Депардье "Украденные письма".
Возможно, я была слишком восторженной барышней :-), но они меня потрясли и я помню про них все последующие прожитые годы.
Трогательные и волнующие, добрые и почтительные.
Письма к Изабель Аджани ("Как видишь, Изабель, я утром сбрил бороду и мне трудно прийти в себя.")
и к Франсуа Перье. Слова, обращенные к Перье, заставили меня взглянуть на актёра другими глазами.
И на самого автора книги тоже.
Франсуа Перье
Мой Франсуа! Я давно хотел отправить тебе это письмо. Хотел тебя поблагодарить. Ты позволил мне избежать многих ошибок, ты позволил выиграть массу времени. Я знаю, у тебя прекрасная память. Ты гордишься ею. У меня не выходят из головы все твои бесчисленные скляночки, сиропы, всякие смеси, которые ты возишь с собой. Ты так боишься, что твоя великолепная память подведет тебя. Думаю, тебе не составит труда вернуться на несколько лет назад, в Страсбург, к столику в пивной, что рядом с Кафедральным собором. Там были улитки, белое вино, да ты, да я. То есть – основное. Мы много разговаривали и много пили. Мы были пьяны, мы были веселы. Я совершенно заблуждался на твой счет, абсолютно не понимал тебя. Ничтоже сумняшеся, я полагал, что ты являешь собой воплощение актера-буржуа, эдакого театрального чиновника, следующего привычным путем из одной пьесы в другую. В тот вечер я открыл для себя человека, достигшего вершин своего искусства и изъяснявшегося так же просто, как великие ученые о своей науке. Ты был уверен в себе, тебе не требовалось навязывать свое мнение другим, убеждая их в своей мудрости. Ты слушал меня. Ты слушал меня, словно я мог тебя чему-то научить. Твой острый ум позволял тебе реагировать на каждое слово, и это была реакция молодого человека. Я еще никогда не встречал такого непосредственного, такого молодого актера, как ты. Подобно чуткому радару, ты улавливаешь все, что движется. Ты принадлежишь к славному поколению кинематографистов. Сидя против тебя, я словно вдыхаю дерзновенный аромат целой эпохи. Я всегда восхищался взыскательностью этой эпохи, ее языком, манерой говорить, культом слова. Что, впрочем, не мешало вам отдаваться своей фантазии, быть раскованными, полными энергии. Сегодня нам так не хватает блеска, темперамента Мишеля Симона и Жюля Берри. Сегодня не встретишь на съемочной площадке легкомысленных сорванцов. Куда чаще там видишь архисерьезных бухгалтеров, превыше всего озабоченных своим имиджем и доходами.
Когда мы вышли из ресторана, повалил снег. Я чувствовал, что ты страшно боишься упасть. С беспокойством следя за своими маленькими ногами, ты вцепился в мою руку. Улицы были совершенно пустынны. Внезапно я почувствовал себя Тартюфом, который сопровождает Органа домой. Боясь оступиться, ты оказался в моей власти. Ты больше не мог обойтись без меня. А мне так хотелось защитить тебя, руководить тобой. Спустя несколько недель я отправился в театр. Ты играл в "Смерти коммивояжера". Вот когда на меня снизошло озарение. После пятидесяти лет работы в театре ты наконец встретил своего героя. Было такое впечатление, словно ты дебютируешь, такая свежесть ощущалась в твоей игре. Герой Миллера походил на тебя, как на родного брата. Это человек, который не может жить, не рассказывая истории. Тебе ведь так нравится повторять, что ты лгун по натуре. Подобная склонность к фантазиям служит средством самосохранения. Игра в ложь – тоже правда. Ты бы никогда не смог сыграть эту роль, если бы так упорно не настаивал на своем праве на ложь. Это очень русское качество. Его обнаруживаешь у Достоевского, у Чехова. Чтобы прочувствовать боль, им надо о ней рассказать. "Я разочарован... я пропал... я умру..." Только произнося такие слова, они верят в них.
На спектакле благодаря тебе я понял, что выходить на сцену нужно так, словно ты играешь последний акт последнего представления перед Апокалипсисом. Словно через два часа тебя уже не будет. Поэтому тебе ничего не остается, как выкладываться до конца, отдавая последние мгновения жизни зрителям. Истоки этого чуда, которое ты творишь каждый вечер, восходят к временам Мольера."
Перевод Александра Брагинского.
Приятного просмотра!