«Красною кистью,
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась»…
8 октября исполнилось 130 лет со дня рождения русского поэта Марины Цветаевой. Именно поэта. Слово «поэтесса» она не выносила. «То, как она всю жизнь переживала — и передавала, трагизм человеческого существования, ее безутешный голос, ее поэтическая техника, — все это просто поразительно. По-моему, лучше ее не писал никто, во всяком случае по‑русски. Впервые в русской поэзии прозвучало такое трагическое вибрато, такое страстное тремоло», — говорил Бродский в интервью, которое он дал в 1979 году…

Бродский о Цветаевой
«Цветаева действительно самый искренний русский поэт, но искренность эта, прежде всего, есть искренность звука — как когда кричат от боли. Боль — биографична, крик — внеличен. Тот ее «отказ» перекрывает, включая в себя, вообще что бы то ни было. В том числе личное горе, отечество, чужбину, сволочь тут и там. Самое же существенное, что интонация эта — интонация отказа — у Цветаевой предшествовала опыту. «На твой безумный мир / Ответ один — отказ». Здесь дело не столько даже в «безумном мире» (для такого ощущения вполне достаточно встречи с одним несчастьем), дело в букве — звуке — «о», сыгравшем в этой строчке роль общего знаменателя. Можно, конечно, сказать, что жизненные события только подтвердили первоначальную правоту Цветаевой. Но жизненный опыт ничего не подтверждает. В изящной словесности, как и в музыке, опыт есть нечто вторичное. У материала, которым располагает та или иная отрасль искусства — своя собственная линейная, безоткатная динамика»