1 апреля исполняется 205 лет со дня рождения великого классика русской литературы – Николая Васильевича Гоголя (1809 – 1852), автора таких бессмертных произведений как «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Мертвые души», «Ревизор». Гоголь обличал порочность и никчемность, по его собственному выражению, «небокоптителя». Он плакал и смеялся над своими героями, он любил их и ненавидел, он жил среди них и писал о них. И спустя годы Гоголь по-прежнему заставляет задуматься над тем, как остановить этот процесс деградации личности.

большое спасибо. Письма хочется почитать. Они по новому открывают писателя

СУЩЕСТВО РУССКОЙ ПОЭЗИИ И ЕЕ ОСОБЕННОСТЬ
Несмотря на внешние признаки подражания, в нашей поэзии есть очень много своего. Самородный ключ ее уже бил в груди народа тогда, как самое имя еще не было ни на чьих устах. Струи его пробиваются в наших песнях, в которых мало привязанности к жизни и ее предметам, но много привязанности ... к стремлению как бы унестись куда-то вместе с звуками. Струи его пробиваются в пословицах наших, в которых видна необыкновенная полнота народного ума, умевшего сделать все своим орудием: иронию, насмешку, наглядность, меткость живописного соображенья, чтобы составить животрепещущее слово, которое пронимает насквозь природу Русского человека, задирая за все ее живое. Струи его пробиваются, наконец, в самом слове церковных пастырей, — слове простом, некрасноречивом, но замечательном по стремлению стать на высоту того святого бесстрастия, на которую определено взойти христианину, по стремлению направить человека не к увлечениям сердечным, но к высшей, умной трезвости духовной. Все это пророчило для нашей поэзии какое-то другим народам неведомое, своеобразное и самобытное развитие. Но не из сих трех источников, уже в нас пребывавших, ведет начало наша сладкозвучная поэзия, ныне нас услаждающая; так же, как и строение нынешнего нашего гражданского порядка произошло не из начал; уже пребывавших прежде в земле нашей. Гражданское строение наше произошло от потрясения, от того богатырского потрясения всего государства, которое произвел Царь-Преобразователь, когда воля Бога вложила ему мысль ввести молодой народ свой в круг европейских государств и вдруг познакомить его со всем, что ни добыла себе Европа долгими годами кровавых борений и страданий. Крутой поворот был нужен Русскому народу, и европейское просвещение было огниво, которым следовало ударить по всей начинавшей дремать нашей массе. Огонь этот был восторг, — восторг от пробужденья, восторг вначале безотчетный: никто еще не услышал, что он пробудился затем, чтобы, с помощию европейского света, рассмотреть поглубже самих себя, а не копировать Европу...Уже самый этот крутой поворот всего государства, произведенный одним человеком, — и притом самим Царем, который великодушно отказался на время от Царского званья своего, решился изведать сам всякое ремесло и с топором в руке стать передовым во всяком деле, дабы не произошло никаких, беспорядков, следующих при малейшем измененьи государственных форм, — был делом, достойным восторга. Переворот, ... как блистательный маневр хорошо выученного войска. Россия вдруг облеклась в государственное величие, заговорила громами и блеснула отблеском европейских наук. Все в молодом государстве пришло в восторг...Восторг этот отразился в нашей поэзии, или лучше — он создал ее. Вот почему поэзия с первого стихотворения, появившегося в печати, приняла у нас торжествующее выражение, стремясь высказать в одно и то же время восхищенье от света, внесенного в Россию, изумленье от великого поприща, ей предстоящего, и благодарность Царям, того виновникам. С этих пор стремленье к свету стало нашим элементом, шестым чувством Русского человека, и оно-то дало ход нашей нынешней поэзии, внеся новое, светоносное начало, которого не видно было ни в одном из тех трех источников ее, о которых упомянуто в начале.
(Николай Васильевич Гоголь, т.6 с.155-157)