- Меню раздачи
- Подобные раздачи
- Добавить в закладки
- Позвать скачавших
- Участники
- Раздают1
- Скачивают0
- Скачали2105
- Список файлов1
- Комментариев26
- Залил раздачу
pachan83- Голосование
- IMDb7.9
- Кинопоиск8.0
- Оценка9.1 из 10
- Голосов73
- Просим Вас оценивать материал после ознакомления с ним. Ваши оценки вы можете просмотреть здесь
- Релиз-группа
- Опубликовать ссылку
- Характеристика
- Вес2.9 ГБ (3,118,567,424)
- Залит19 августа 2014 в 08:35
- Обновлен18 марта 2018 в 14:11
 | Золотая раздача Объем скачанного не учитывается, а отданное засчитывается полностью. На золотых раздачах появляется дополнительная возможность поднять свой рейтинг. |
( Закрыть )
loading...
Комментарии ( Комментировать )
- skazo4nik1
- 4 сентября 2014 в 18:55 | Ответить
Печально... очень одаренный человек ...был
И талантливый актер.
Фильм не качаю.
Почти все фильмы в которых Донатас Банионис снимался
Есть в коллекции у меня.
И талантливый актер.
Фильм не качаю.
Почти все фильмы в которых Донатас Банионис снимался
Есть в коллекции у меня.
- destruktor
- 4 сентября 2014 в 18:49 | Ответить
Сегодня 4 сентября в возрасте 90 лет скончался Народный артист СССР, известный актер и режиссер – Донатас Банионис.
Актер снялся более чем в 70 фильмах. Среди самых известных картин с участием Баниониса - "Берегись автомобиля", "Мертвый сезон", "Гойя, или Тяжкий путь познания", "Солярис" и "Никто не хотел умирать".
Все раздачи фильмов с участием Донатаса Баниониса по ссылке.
Актер снялся более чем в 70 фильмах. Среди самых известных картин с участием Баниониса - "Берегись автомобиля", "Мертвый сезон", "Гойя, или Тяжкий путь познания", "Солярис" и "Никто не хотел умирать".
Все раздачи фильмов с участием Донатаса Баниониса по ссылке.
Книга специфическая. Ее надо читать в определенном возрасте. Многим совсем нет смысла. И фильм как живое переживание конкретного больного воображения. Один из лучших фильмов Тарковского.
Актеры не так важны как персонажи. Неплохая попытка. Другие намного хуже.
Станислав Лем о фильме
«Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой… Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Я-то писал и думал совсем наоборот.
К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание». Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести, которые усиливались ее появлением, причем появлением в обстоятельствах странных и непонятных. Этот феномен очередных появлений Хари использовался мною для реализации определенной концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь Ding an sich, непознаваемое, Вещь в себе, Вторая сторона, пробиться к которой невозможно. И это в моей прозе было совершенно иначе воплощено и аранжировано… А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввел в фильм родителей Кельвина, и даже какую-то его тетю, а прежде всего — мать, а «мать» — это «Россия», «Родина», «Земля». Это меня уже порядочно рассердило. Были мы в тот момент как две лошади, которые тянут одну телегу в разные стороны… В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, о которых мы узнаем только в небольших эпизодах при очередных наездах камеры, — они тоже не являются каким-то экзистенциальным анекдотом, а большим вопросом, касающимся места человека во Вселенной, и так далее. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал «сайентистский пейзаж» и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносимых.
«Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой… Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Я-то писал и думал совсем наоборот.
К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание». Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести, которые усиливались ее появлением, причем появлением в обстоятельствах странных и непонятных. Этот феномен очередных появлений Хари использовался мною для реализации определенной концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь Ding an sich, непознаваемое, Вещь в себе, Вторая сторона, пробиться к которой невозможно. И это в моей прозе было совершенно иначе воплощено и аранжировано… А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввел в фильм родителей Кельвина, и даже какую-то его тетю, а прежде всего — мать, а «мать» — это «Россия», «Родина», «Земля». Это меня уже порядочно рассердило. Были мы в тот момент как две лошади, которые тянут одну телегу в разные стороны… В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, о которых мы узнаем только в небольших эпизодах при очередных наездах камеры, — они тоже не являются каким-то экзистенциальным анекдотом, а большим вопросом, касающимся места человека во Вселенной, и так далее. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал «сайентистский пейзаж» и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносимых.