Вот первоначальный, подлинный текст, авторский, лишённый флера позднейшего "сиреневого тумана":
ДОРОЖНОЕ ТАНГО
(Прощание)
Ты смотришь на меня и руку
пожимаешь,
Когда увижу вновь? Быть может,
через год...
А может быть, меня совсем (навек)
ты покидаешь...
Ещё один звонок, и поезд отойдёт.
Предутренний туман над нами
проплывает,
Над тамбуром горит дорожная звезда.
Кондуктор не спешит - кондуктор
понимает,
Что с милым другом я
прощаюсь навсегда!
Запомню навсегда, что ты
тогда сказала,
Улыбку милых губ, ресниц твоих
полёт.
Ещё один звонок... И смолкнет
шум вокзала,
Ещё один звонок - и поезд отойдёт.
Предутренний туман над нами
проплывает,
Над тамбуром горит дорожная
звезда.
Кондуктор не спешит - кондуктор
понимает,
Что с милым другом я прощаюсь навсегда!
Вот так то!
СПАСИБО ВАМ БОЛЬШОЕ ЗА ТАКУЮ КЛАССНУЮ РАЗДАЧУ! ИЗВИНИТЕ ЗА КОММЕНТАРИЙ НЕМНОГО НЕ ПО ТЕМЕ, В СМЫСЛЕ ЧТО Я ТОЛЬКО ОБ ОДНОЙ ПЕСНЕ А НЕ ОБО ВСЕМ МАРКИНЕ

На конверте пластинке с записью "Сиреневого тумана" в исполнении Владимира Маркина значится: "Сиреневый туман", городской романс на стихи М. Матусовского, автор музыки неизвестен".
На самом же деле авторство песни, которую в народе знают как "Сиреневый туман" принадлежит почти забытому русскому композитору Юрию Липатову - сына композитора Василия Николаевича Липатова, автора романсов на стихи Есенина "Письмо к матери", "Клён ты мой опавший".
А история такова:
Ей было 17 лет, она оказалась дочерью станционного смотрителя и внучкой столбового дворянина, о чём в ту пору приходилось умалчивать.
Лирические отношения, согретые теплом первого чувства, длились пять лет, отвергая житейские неурядицы военного лихолетья. Они прошли вместе через холод войны, и казалось, пережитое поможет им соединить судьбы и сердца...
Перелом в отношениях Юрия с Ниной Глуховой произошёл в августе 1946 года при внезапном
прощании влюблённых на старом Раненбургском вокзале: Нина ответила отказом на предложение Юрия быть вместе... Для него это оказалось душевным потрясением.
Стояла густая августовская ночь. Перекликались паровозные гудки, оттеняя реальность прозвучавших несправедливых, обидно-горьких слов, ненужных теперь упрёков.
В заветном привокзальном садике, где некогда они любили коротать время до ночного проходящего поезда, грустно осыпалась листва, под звёздными крыльями ночной мглы уходящего лета проходила безвозвратно любовь. Он ещё мог крикнуть, прервать роковое прощание, но... не крикнул, гордость не позволила. Она могла сказать "прости" - и не сказала...
Поезд, шедший мимо Раненбурга на запад, унёс Нину навсегда от её возможного счастья...
И звезда, горящая прямо над тамбуром, сияла прощальным холодным светом, и предутренний туман, смешанный с горьким паровозным дымом, проплывал над лесом. Всё обретало очертание романтической легенды, рассеивая житейскую явь: поезд Мичуринск-Смоленск с неумолимым грохотом мчался-улетал в сиреневую даль...
Юрий безмолвно смотрел на исчезающие мерцающие огни последнего вагона и вдруг увидел бегущую к нему мать.
"Я подбежала к нему и сказала: "Юра, пойдём домой! Ты не в себе, я боюсь за тебя, - рассказывала спустя почти полвека Евдокия Степановна Липатова. - А он ответил мне: "Ты что же думаешь, что я под поезд брошусь? Нет!.. Пойду к себе в Дом культуры, поработаю..."
Когда он сидел за пианино, в ночной тиши родилась вдруг песня потрясённой души, через короткое время облетевшая всю страну, тронувшая сердца послевоенного поколения.