-

WildCat1962

Критика
Конечно, экран, о чем нетрудно догадаться, переселил героя в подлинную среду. Это уже не задники и выгородки, решенные с той или иной степенью остроумия, а завод, огромный. Конфликт в такой среде приобретает черты новой серьезности, становится в новую зависимость от подлинного.
Пластическое решение ленты вообще ни разу не позволяет себе нейтральности, минут ненагруженных. Камера много и охотно движется в гулких вокзалах, новых ресторанах, в просторных и по-сегодняшнему стерильных кабинетах деловых людей.
«Не уживется»,— почти настаивает фильм в своих кульминационных точках.
Не примет привычной показухи, не смирится со стилем взаимно милой необязательности, не отступится от высоты своих рациональных и строгих позиций.
Это открытый и смелый спор. И здесь В. Заманский заодно со своим героем, как и на тех выбросах гнева, когда Чешков обличает вранье, говорит о развращающем заигрывании с подчиненными, отстаивает свое право отвечать за все самому.
Именно эти граждански, партийно обязывающие слова-деяния — суть Чешкова, его сила, и разгадка того самого прямого воздействия, о котором говорил Л. Дьячков. Слово — поступок, поступок — убеждение.
Авторы фильма «Здесь наш дом» долго шли этой же дорогой. С таким (или близким к такому) Мешковым. С таким пониманием драмы его коллег — драмы разбуженной совести. До конца, по-моему, остался верен ей лишь Манагаров. В иронии, в шутовстве, в грусти топит он свои проблемы, но все более чутко резонирует, откликается Чешкову. Здесь фильм, так сказать, на уровне первоисточника, здесь он воюет и будит мысли неспокойные и неуютные.
Но где-то с полдороги появляются в ленте и типичные «слова на веру», резкий замах переходит в нежный шлепок, и тогда на первый план просачивается проблема грубияна и помпадура, рубящего сплеча.
В двух-трех кадрах В. Заманский нахлобучивает на голову этакую пижонскую кепочку и разгуливает в ней по кабинетам, вроде бы даже не подозревая об элементарных правилах общения. Еще в одной сцене он вразвалку сидит перед женщиной, не порываясь предложить ей стул. Еще в двух-трех случаях не преминет тоном и жестом подчеркнуть жесткость слова, и глядишь, это уже рядом с нарочитой грубостью.
Мазки, мазки — и нарастает то, что хотелось назвать напраслиной. Черт его знает, может, и вся-то проблема Чешкова лишь проблема исконной, природной его невоспитанности? Есть и такая догадка в фильме, «изъявшем» у героя отца, отсекшем его интерес к Большому драматическому театру и очень сложную, на одном духовном такте, линию отношений с женой.
Зашатался цельный, обнаженно совестливый и интеллигентный герой. И пошли подталкивать его маленькие «словечки на веру»: «можно быть милым и деловым человеком», «мы не только варим сталь, мы здесь живем, радуемся, волнуемся», «как бы там ни было».
А что это значит—«как бы там ни было»? Вот так же втирать очки, гнать металл в стружку, расхищать фонды премий, работать, почесывая поясницу? И почему со всем этим может совладать «милый» человек? Или расчет как раз на то, что «милого»-то легко приручить? Нет другой логики, И фильм, резко и смело заявленный, будоражащий, устремляется по ее руслу: как-нибудь, помаленьку все образуется, и появляется на стыке серий лирико-патетическая песня. «Мы себя здесь чувствуем, как дома, с добрыми соседями в ладах». И скребет в затылке смущенный Чешков: «Ну, может, я чего-то этого не понял. Растерялся».
Как прелестно «чего-то этого» после четкого и гневного «ложь — неэкономична», как быстро, однако ж, переходит наш герой от мысли к несуразному меканию! Но и это еще не все.
Рябинин, только что избранный секретарем парткома, собирает сослуживцев Чешкова. «Мы все тут люди свои, и я вам скажу откровенно — мы осуждаем Чешкова, но мы и поддерживаем его».
Разумеется, утешительная эта откровенность может быть расценена как мудрость, государственный подход или что-то в этом роде. Но, по-моему, больше всего здесь от присловья «и нашим и вашим». На веру, на людей, которым не хочется ничего обострять: «Мы здесь живем, как бы там ни было».
Трудно согласиться с таким итогом в публицистическом, злободневном фильме. Но, может, и не надо соглашаться: надо доспорить о других итогах, предложенных другими Чешковыми?
А.Егоров «Советский экран» № 9 1974 год

Мощный производственный замес, исполненный сборной лучших актеров страны. Сколько людей без сна и отдыха заново решают производственные задачи, которые уже давно должны быть были решены. Так, как будто всех участников вынесло на необитаемый остров. Ничего для себя, все для производства. И аналогичные фильмы есть не только про тяжелую, а про легкую промышленность, про пищевую, про химическую, про автомобильную, судостроительную, про строительство. Остается удивляться, что же мы так жили плохо. Раздающему спасибо!

Интересное производственное кино! Ностальгия по ушедшему Ленинграду. Чешков по настоящему деловой менеджер пытающийся наладить нормальную работу цеха в перевернутых социальных условиях, очень интригующий скептик-аналитик Глеб Рябинин у Вельяминова, пытающийся ему помочь там где он лезет на стену зря ,и наверно и сам по видимому готовящийся переделывать работу всего завода(похоже его через парторга готовят к должности директора) и использующий опыт Чешкова как пробный шар. К сожалению даже в новой рыночной среде проблема четкой производственной логистики у нас так и не решена (работала на сборке ТВ в офисе- все эти проблемы торчат до сих пор несмотря на новые технологии и заимствованную в Европе систему управления) Замечательные Меркурьев и Жаков..

Раздающему за труды огромное спасибо!
Давно смотрела фильм,пересмотрю с удовольствием.

Критика
Конечно, экран, о чем нетрудно догадаться, переселил героя в подлинную среду. Это уже не задники и выгородки, решенные с той или иной степенью остроумия, а завод, огромный. Конфликт в такой среде приобретает черты новой серьезности, становится в новую зависимость от подлинного.
Пластическое решение ленты вообще ни разу не позволяет себе нейтральности, минут ненагруженных. Камера много и охотно движется в гулких вокзалах, новых ресторанах, в просторных и по-сегодняшнему стерильных кабинетах деловых людей.
«Не уживется»,— почти настаивает фильм в своих кульминационных точках.
Не примет привычной показухи, не смирится со стилем взаимно милой необязательности, не отступится от высоты своих рациональных и строгих позиций.
Это открытый и смелый спор. И здесь В. Заманский заодно со своим героем, как и на тех выбросах гнева, когда Чешков обличает вранье, говорит о развращающем заигрывании с подчиненными, отстаивает свое право отвечать за все самому.
Именно эти граждански, партийно обязывающие слова-деяния — суть Чешкова, его сила, и разгадка того самого прямого воздействия, о котором говорил Л. Дьячков. Слово — поступок, поступок — убеждение.
Авторы фильма «Здесь наш дом» долго шли этой же дорогой. С таким (или близким к такому) Мешковым. С таким пониманием драмы его коллег — драмы разбуженной совести. До конца, по-моему, остался верен ей лишь Манагаров. В иронии, в шутовстве, в грусти топит он свои проблемы, но все более чутко резонирует, откликается Чешкову. Здесь фильм, так сказать, на уровне первоисточника, здесь он воюет и будит мысли неспокойные и неуютные.
Но где-то с полдороги появляются в ленте и типичные «слова на веру», резкий замах переходит в нежный шлепок, и тогда на первый план просачивается проблема грубияна и помпадура, рубящего сплеча.
В двух-трех кадрах В. Заманский нахлобучивает на голову этакую пижонскую кепочку и разгуливает в ней по кабинетам, вроде бы даже не подозревая об элементарных правилах общения. Еще в одной сцене он вразвалку сидит перед женщиной, не порываясь предложить ей стул. Еще в двух-трех случаях не преминет тоном и жестом подчеркнуть жесткость слова, и глядишь, это уже рядом с нарочитой грубостью.
Мазки, мазки — и нарастает то, что хотелось назвать напраслиной. Черт его знает, может, и вся-то проблема Чешкова лишь проблема исконной, природной его невоспитанности? Есть и такая догадка в фильме, «изъявшем» у героя отца, отсекшем его интерес к Большому драматическому театру и очень сложную, на одном духовном такте, линию отношений с женой.
Зашатался цельный, обнаженно совестливый и интеллигентный герой. И пошли подталкивать его маленькие «словечки на веру»: «можно быть милым и деловым человеком», «мы не только варим сталь, мы здесь живем, радуемся, волнуемся», «как бы там ни было».
А что это значит—«как бы там ни было»? Вот так же втирать очки, гнать металл в стружку, расхищать фонды премий, работать, почесывая поясницу? И почему со всем этим может совладать «милый» человек? Или расчет как раз на то, что «милого»-то легко приручить? Нет другой логики, И фильм, резко и смело заявленный, будоражащий, устремляется по ее руслу: как-нибудь, помаленьку все образуется, и появляется на стыке серий лирико-патетическая песня. «Мы себя здесь чувствуем, как дома, с добрыми соседями в ладах». И скребет в затылке смущенный Чешков: «Ну, может, я чего-то этого не понял. Растерялся».
Как прелестно «чего-то этого» после четкого и гневного «ложь — неэкономична», как быстро, однако ж, переходит наш герой от мысли к несуразному меканию! Но и это еще не все.
Рябинин, только что избранный секретарем парткома, собирает сослуживцев Чешкова. «Мы все тут люди свои, и я вам скажу откровенно — мы осуждаем Чешкова, но мы и поддерживаем его».
Разумеется, утешительная эта откровенность может быть расценена как мудрость, государственный подход или что-то в этом роде. Но, по-моему, больше всего здесь от присловья «и нашим и вашим». На веру, на людей, которым не хочется ничего обострять: «Мы здесь живем, как бы там ни было».
Трудно согласиться с таким итогом в публицистическом, злободневном фильме. Но, может, и не надо соглашаться: надо доспорить о других итогах, предложенных другими Чешковыми?
А.Егоров «Советский экран» № 9 1974 год

Посмотрел с большим интересом,виной тому,наверное,ностальгия по тем временам,безвременно ушедшим......Раздающему за труды огромное спасибо!