Евгений Чириков - Смердяков русской революции / Публицистика / 1921 / PDF

1901 году Евгений Николаевич попал в Художественный театр на постановку «Дяди Вани» Чехова, которая его буквально потрясла. Вернувшись домой, он тотчас сел за свои первые пьесы. Из-под его пера выходят «На дворе во флигеле», а затем — «За славой». В конце 1902 года обе пьесы уже шли на сцене Театра Корша.
В Минске Чириков собирает материал и для своей, ставшей скандально знаменитой тогда пьесы «Евреи». Пьеса была написана по следам кишиневского погрома, свидетелем которого он стал. Она привлекла всеобщее внимание. Сохранился восторженный отзыв Горького, где пролетарский писатель предугадал сложную судьбу пьесы в России. Горький не ошибся: опасаясь скандала, к постановке ее не разрешили. Но, несмотря на распоряжение Министерства внутренних дел о запрещении пьесы на сцене, она, хоть и с купюрами, долго держалась в ведущих театрах Москвы, Петербурга и других городов, где, как и ожидалось, спектакли провоцировали стихийные митинги и демонстрации протеста.
Несмотря на весьма успешную творческую деятельность, жизнь в провинциальном Минске уже не радовала Чирикова, и, по совету Горького, он уехал оттуда — вначале в Ярославль, а затем в хорошо знакомый ему по ссылке Нижний Новгород. Там он сблизился с местной интеллигенцией: Шаляпиным, Малиновским, но, главным образом, с Горьким, квартира которого стала культурным центром, где сходилась самая разношерстная публика, приезжали столичные писатели, артисты...
Чириков начал сотрудничать с издательством Горького «Знание», в котором были изданы некоторые его отдельные произведения и восьмитомное собрание сочинений. Очень скоро около издательства сконцентрировался кружок из революционно или оппозиционно настроенных молодых писателей. Тут оказались Андреев, Бунин, Вересаев, Куприн, Серафимович, Скиталец...
В Нижнем он напишет пьесу «Иван Мироныч», которая с успехом будет идти во многих театрах. Это была комедия из провинциальной жизни. Премьера ее состоялась 28 января 1905 года в Художественном театре, в постановке Немировича-Данченко. К этому времени Чириков переехал с семьей в Москву. На репетициях своего спектакля он знакомится с известными артистами О. Книппер, В. Качаловым, И. Москвиным, входит в круг театральной интеллигенции.
Траурные события 1905 года снова увлекли темпераментного писателя. «Когда жизнь концентрируется вокруг революционного движения, литература не может не отражать так или иначе это движение», — считает он.
В ответ на опубликованную в печати беседу Льва Толстого с английским корреспондентом о событиях «Кровавого воскресенья» он пишет возмущенное письмо писателю:
«Вам непонятно, зачем голодный кричит о хлебе и зачем арестант хочет выйти на свободу. Вы всегда были на воле и на барских хлебах. И вам ничего не оставалось желать, кроме самосовершенствования. Самосовершенствоваться очень удобно в Ясных полянах, с громким именем Льва Толстого, которого «не трогают», даже в тех случаях, когда обыкновенных людей вешают и гноят в тюрьмах».
Его потрясли события в Глуховском уезде Черниговской губернии своим размахом и жестокостью расправы над крестьянами. Они заставили Чирикова принять участие в судебном процессе и выступить в их защиту. И в очерке, и в драме, и в повести писатель поднимает и по сей день самый важный для крестьян вопрос — кому должна принадлежать земля. Он присутствует на учредительном съезде партии конституционных демократов, принимает участие в работе «Крестьянского союза» и его нелегального съезда. В результате, после небольшого перерыва, его вновь арестовывают и помещают в Бутырскую тюрьму.
Когда он вышел из тюрьмы, за ним установили слежку, а черносотенные организации пытались даже организовать на него покушение как на «любителя политических свобод». В результате Чириков был вынужден тайно покинуть Москву и обосноваться сначала на даче в Финляндии, а затем поселиться в Петербурге. Дача была расположена недалеко от «Пенат» Репина. Чириков часто бывал в гостях у художника. Тот любил дарить ему свои работы. Они очень сдружились.
Первое десятилетие XX века, связанное в России со спадом революционного движения, привело к переосмыслению им общественных явлений. Чириков вместе с другими писателями-демократами ушел из «Знания». Крутой перелом в душе и в творчестве был связан и с личной драмой: умирает любимая мать.
«Две недели, проведенные около постели умирающей, впервые заставили меня оглянуться на пройденный путь, почувствовать малоценностъ всей прежней революционной суеты и вернуться к вечному: душе человеческой», — напишет он позже.
После переезда в Петербург красавица жена Чирикова, актриса, вошла в труппу Нового театра, где главные роли исполняла знаменитая Комиссаржевская, а режиссером некоторое время был Мейерхольд. Здесь же Чириковы сближаются и с художником Иваном Билибиным. Многие отмечали, что сам Чириков выказывал недюжинный артистический талант, принимал участие в постановке своих пьес, которые в то время шли во многих столичных театрах.

Он любил юмор, был прекрасным рассказчиком. Когда говорил своим надтреснутым голосом, все его лицо смеялось игриво и лукаво. «Чириков — воплощенная жизнерадостность», — вспоминал о нем известный тогда журналист Владимир Поссе.
В течение 1910—1916 годов «Московское книгоиздательство» издает «Собрание сочинений» Чирикова в 17 томах. Туда вошли наиболее значительные его произведения. Одновременно он ездит по городам с лекцией «Душа народа».
«Я ощутил таившуюся в новой идеологии разрушительную силу, грозившую моей родине если не гибелью, то огромными бедствиями... Я почувствовал себя не просто человеком, а человеком и писателем русским», — напишет писатель в своих воспоминаниях.
В Первую мировую войну он работает корреспондентом газеты «Русское слово». Итогом знакомства с ужасами войны стала книга «Поездка на Балканы». В ее заключении он восклицал: «Все звериное в человеке пробуждается на войне... И пусть печать Каина лежит на всех «культурных и гуманных» людях, которые толкают страну к пролитию крови и к зверствам!».
Начинающиеся расхождения во взглядах с Горьким, разворачивающиеся события и надвигающаяся опасность для России заставляют Чирикова вновь обратиться к публицистике. Он работает с Плехановым в его газете «Единство», затем перебирается в Москву, пишет в «Русских ведомостях». Выступая против большевистского террора, ездит с лекциями, участвует в собраниях. Однажды чуть не поплатился за это жизнью. Спас его от расстрела писатель Пильняк.
В конце 1917 года Чириков с женой и ее матерью покидают Москву и укрываются на даче в Батилимане. Это был райский уголок на западном побережье Черного моря, совсем дикий, огороженный скалами и громадными соснами. Группа петербургских и московских интеллигентов решила его благоустроить для отдыха: отношения среди писателей в начале века были чрезвычайно сердечными. В числе пайщиков этого коллективного имения – писатели Короленко, Куприн, Чириков, Елпатьевский, художники Билибин, Дервиз, профессора Иоффе, Вернадский, Ростовцев. Здесь Чириковы нашли последнее пристанище перед эмиграцией.
Тем временем статьи и брошюры Чирикова, написанные простым, доходчивым языком, продолжали издаваться. Названия говорили сами за себя: «Человек, класс и партия», «Вера в Бога и вера в социализм», «О "буржуях" и "врагах народа"» и т. д.. А брошюру «Народ и революция», как уже говорилось, Ленин поместит в своей кремлевской библиотеке, написав на ее обложке: «Особая полка: белогвардейская литература».
«Не вправе ли мы, — вопрошал писатель, — не дожидаясь суда, призвать их к суду нашему, суду современников, преданных, проданных и распятых во имя какого-то фантастического эксперимента? Ведь этот эксперимент всеми своими ужасами и кошмарами, всей кровью и всеми слезами обрушивается именно, прежде всего, на нас, современников революции, превращенной в истребление нации и культуры! Такой суд — единственная форма нашей самозащиты, и кто решится отнять у нас это последнее право живого существа — защиты от напавших убийц, грабителей и мучителей? Мы должны защищаться, а потому не можем не обвинять. Мы — не историки, а живые люди...»
Между тем ужас и кровь Гражданской войны коснулись и семьи писателя. Старшего своего сына Евгения в 1918 году Чириков отправился разыскивать на фронт, узнав, что тот ранен. Он нашел его в живых, но инвалидом с ампутированной ногой.
В конце 1919 года неожиданно мобилизован во врангелевскую армию другой, несовершеннолетний сын Георгий. Оставив в Новороссийске, в больнице, еще не оправившихся после тифа дочерей Людмилу и Валентину, Чириков с женой едут в Севастополь хлопотать за сына, чтобы отозвать его с фронта. «Начальство готовится к эвакуации, а младенцы посланы на фронт...», — с горечью отмечал он.
В ожидании приезда детей разъехались и супруги Чириковы: жена вернулась на дачу в Батилиман ухаживать за больной матерью. Местонахождение старших детей — сына Евгения и дочери Новеллы — было неизвестно.
Несмотря на то, что надвигающиеся события и отношение новых властей к Чирикову диктовали необходимость отъезда за границу, морально писатель не был к этому готов.
В середине ноября 1920 года срочно покинул родину в полном одиночестве...
Евгений Чириков умер 18 января 1932 года в Праге.